Сервант
Сервант стоял прямо напротив окна, тускло отражая сухие ветви мертвого тополя, золотившиеся на фоне пронзительно синего осеннего неба. У тополя не было лета, он засох зимой два года назад.
Сервант стоял прямо напротив окна, тускло отражая сухие ветви мертвого тополя, золотившиеся на фоне пронзительно синего осеннего неба. У тополя не было лета, он засох зимой два года назад.
Над крышами носятся птицы
горелой бумаги клочками,
штришками, скачками, стежками,
стрижами выводят скрижали
на сумрачном небе столицы. […]
«Если бы кто-нибудь тысячу лет вопрошал жизнь: зачем ты живешь? — и она бы ему вообще отвечала, она не сказала бы ничего иного, как: я живу затем, чтобы жить. И это оттого, что жизнь живет своей собственной глубиной, бьет из себя самой. Поэтому она живет без всякого «почему». И если бы кто-нибудь спросил правдивого человека, такого, который действует из своей собственной глубины: зачем ты делаешь свое дело? Если бы он верно отвечал, он не сказал бы ничего иного, кроме того, что: я делаю, потому что делаю.»