Это был странный город. Всюду, насколько хватало глаз, простирались здания — гигантские переплетающиеся конструкции. Одни из них были давно заброшены, другие возводились тут же, на их руинах и из их же обломков. Город тянулся ввысь, здания росли, цепляясь друг за друга и достигая неимоверных размеров. Однако внизу было столько мусора, что построить хоть сколько-нибудь устойчивое здание оказывалось невозможным. […]
Истоки моего восхищения дождём теряются в глубоком детстве. В два-три года бездумно смотрел в окно на дождливое светло-серое пасмурное небо, по которому плавали вверх-вниз, следуя за взглядом, странные кружочки и закорючки. Обеспокоенный, спросил у родителей, но не получил удовлетворительного ответа. Только недавно понял, что это были пылинки, плававшие на поверхности моего глаза.
У всякого пути есть лишь начало и цель. Всё, что расположено между ними, и уж тем более по сторонам дороги, для нас всего лишь случайное, пустое пространство, не имеющее никакого особенного значения. Однако мир наших желаний удивительным образом стремится заполнить именно эту пустоту, не обращая ни малейшего внимания на цель, к которой мы, казалось бы, так упорно стремимся.
Сказал Прометей оплавленный,
сотканный из огня:
Человек — дуновение пламени
в сиянии вечного дня. […]
Сервант стоял прямо напротив окна, тускло отражая сухие ветви мертвого тополя, золотившиеся на фоне пронзительно синего осеннего неба. У тополя не было лета, он засох зимой два года назад.
Над крышами носятся птицы
горелой бумаги клочками,
штришками, скачками, стежками,
стрижами выводят скрижали
на сумрачном небе столицы. […]
